После Калуги мы пошли на Белоруссию, Пропойск был такой город. А потом к Кёнигсбергу. Там пустое место было, ни фронта не было, ничего. Фронт шёл уже быстро-быстро вперёд передовые. Перед Кёнигсбергом нам легче было намного, потому что сопротивляемости практически не было. Они все бежали. Они знали уже свою участь и бежали. Кенигсберг – это Калининград, там такой полуостров, они настроили плоты себе и хотели удрать. Но не получилось. Они на плоты сели, а на завтра все эти плоты прибили к нам. И все они сдавались. Но наши относились хорошо. Вот уж не хочу сказать: не били никого, ничего. Но были предупреждены, что никакие вещи у них не брать. Нельзя было. А у них было в сумках, рюкзаках, награбленное. Они же шли по Белоруссии, они в деревнях обирали, это и говорить нечего. А кто сознается? Они отступали, убегали, брали, что могли. Разве они скажут, что взяли насильно? Мы знали, что им положено и что они могли это иметь. А недозволенное всё отбирали. И всё брали, передавали старшинам этих деревень. А уже им было сказано найти хозяев. А когда мы учились на курсах медсестёр, нас предупреждали: никакой агрессии не проявлять. Если как к нам будет агрессия, промолчать. Никакой агрессии.