Наш город бомбили, и нас, пятнадцатилетних, обязали ночью дежурить, чтобы родители наши спали. И в случае бомбежки города мы их должны были будить, чтобы они отправлялись в вырытые недалеко от дома траншеи или окопчик, как угодно его можно назвать. И так было до 5-го октября 1941-го года. Немец сбросил десант на кладбище в городе Вязьме и начал обстрел города. Моя мама была прикреплена к пожарной команде – кормить. Она – повар. Что нам оставалось? Уже в доме никого не было. Все уехали. И мы отправились куда-то в управление пожарное. И 6-го октября в 6 утра мы на полуторке покинули город, но не по дороге «Москва–Минск» – в то время уже была хорошая дорога, – а по большаку. Поэтому машина бесконечно вязла в грязи. Мы там вытаскивали всё. Первая остановка была в Гжатске – ныне Гагарине. Ну а потом добрались до Можайска. В Можайске, наверное, нас кто-то встречал. Тогда меня это не интересовало. И направили нас в Москву. В Москве мы были, наверное, до 15-го октября, потому что 13-го октября на станции метро «Маяковского» при бомбёжке Москвы мы провели ночь. И там объявили, что 13-го октября с боями оставлен город Вязьма. Немцы уже капитально вошли в город. Опять-таки, наверное, по распределению нас отправили в Горьковскую область. Маму опять в пожарную, а меня никуда не берут. И общежития не дают ей, чтобы я была вместе с ней. Наверное, она ходила куда-то. Её отпустили, и мы уже теперь самостоятельно переехали в город Дзержинск, где мама работала просто санитаркой в одной из больниц, а я устроилась в райпромкомбинат. И там летом нас отправили на торфоразработки.