00:00
/
04:17
В Ленинграде. Семья
Нас, как могли, подкармливали, когда мы в госпиталях были. Правда, уже тогда было соевое молочко, нас им питали. Я как сейчас помню: такой был кофейничек с носиком, и мы из этого кофейничка пили. У меня рука-то была на «самолётике» так называемом. Почему? Потому что лопатки кусок был отбит. И вот рука была так. И я вот этот кофейничек прикладывал. А молоко было соевое, а не настоящее. Разбомбили же Бадаевские склады уже, и сразу уменьшили рацион, паёк. Единственное, что было – нам давали каждый день пачку «Звёздочки», папирос. Я тогда курил. А мне врач сказал: «У вас прострелено лёгкое, вам курить противопоказано. Можете бросить?» Я говорю: «Попробую». Ну я эти папиросы, когда мама вернулась из-под Луги, где они были на окопах, отдавал маме. Там многих захватили немцы, многих убили, а мама как-то выкарабкалась. Мама у меня 1905-го года рождения. Вот считайте, в 41-ом году сколько ей было лет. Понимаете? Ну и она вырвалась, она приходила в госпиталь, а я ей отдавал эти папиросы. Она эти папиросы…не знаю, нужно вам или нет об этом говорить, меняла на Кузнечном рынке на хлеб и на что-то другое – на кушанье, в общем. Ну у нас и в доме тоже были запасы. Стоял громаднейший такой комод. И в этом комоде были верх и низ заполнены продуктами. Семья была большая. У деда было пять дочек и два сына. Три дочки были вывезены, мама осталась. А одна дочка, когда дед уехал, эвакуировался – где-то их, деда с дочкой, по дороге немцы схватили эшелон, всех расстреляли. Где – мы даже до сих пор не знаем. Вот я во всяком случае не знаю, где деда убили. Дед был на какой-то балканской войне. Здоровый был мужчина, очень такой крепкий. Ну и нэпман был, когда советская власть пришла. У меня были такие родственники, которые не очень любили советскую власть. А меня они назвали изгоем. Потому что я люблю советскую власть. И ко мне очень плохо относились, что, мол, не в нашу породу, не наш человек. У меня часто с ними были стычки…
Читать интервью
