В первую же разведку меня отправили с группой из другого полка. Я тянула шнур – рацией пользоваться я не умела и дали мне телефон – по которому телефонная связь идет. Я несу его, у меня он висит на ремнях. И если нужно, я набираю или принимаю, если оттуда из штаба, например, звонят. Мы идем полем, кругом лес. Вдруг взрывы. А немцы нас бомбили и раньше. И что происходит? Шнур вот этот телефонный – в него попадает бомба. Все это разлетается. И у меня нет связи ни с полком, который идет вперед, ни со штабом, который сзади. Мне пришлось тянуть один конец, ползком, искать другой конец, оборванный конец. Я соединила все это. Пришла. И у меня родилась мысль, и я опять к Ивану Алексеевичу: «Иван Алексеевич, надо учиться быстрее и надо, чтобы у нас была рация. Потому что вот я сегодня подумала: а если б была рация, не надо было бы мне ползти. А тут, сколько я ползла на животе, только чтоб соединить, чтобы связь была». Он засмеялся, конечно, они посмеялись надо мной, все нормально. Я закончила всё это. Сдала. Все сдала. И стала радистом. Надо что-то было делать: рыть, копать. Потом поздно, в блиндаже мы ночевали. Ребята мне всегда плащ-палаткой отделяли угол. И я там пристраивалась, но очень быстро подошли уже совсем близко к немцам. И самое главное, что они бомбить нас стали. Понимаете? Налетали все время самолёты, бомбежка всё время. Я долго не могла привыкнуть к свисту этих осколков. Но все равно пришлось привыкнуть.