А потом судьба свела следующим образом. После «Писем мёртвого человека», которые очень вознёс Аркадий Натанович… Борис Натанович, по-моему, хорошо относился, но не так. А Аркадий Натанович просто с таким восторгом – такие у него были высказывания в прессе, они опубликованы, не буду сейчас приводить, но очень комплиментарные. Вот. И я приехал на очередной семинар по фантастике в Репине, где они проводили, уже как бы я стал туда часто ездить, потому что там была просто чудесная интеллектуальная атмосфера и всё про искусство. Аркадий Натанович сказал: «Костя, а хотите, мы для вас напишем сценарий? Какое вы произведение хотели бы взять?» И я так сразу говорю: «А “Гадкие лебеди”». Говорит: «Хорошо, замётано». Ну, считай, как бы… Я так как – без договора, без каких-то вот… Тогда это было не принято. Тогда договор заключался, тем более с такими авторами, на Ленфильме. Они написали сценарий, который сейчас был опубликован, в своё время он назывался «Туча», – вещь, можно прочитать эту киноповесть у них. И я, счастливый, значит, получил этот текст, прочёл и понял, что мне сценарий не нравится. То есть… ну, потому что, да, он писался без меня, всё-таки я такой режиссёр авторского кино. И, конечно, тут надо было либо участвовать, либо иметь концепцию, как делать эту вещь кинематографически. А концепции у меня на самом деле не было. Я вот сказал тогда, сказал – и всё. И я начал, что называется, так вот бегать от них, крутить хвостом, как бы всё… ну, понимаете? То есть тебе Стругацкие, классики, бесплатно написали сценарий. И ты чего, молодой режиссёр, что, совсем крыша поехала, что ли? Вот. Ну, в общем, так. Они, кажется, слегка обиделись – прямо надо сказать. И как-то отношения так не возникали. Но при этом те же «Гадкие лебеди»… Я помню, первый раз я читал ещё студентом, из-под полы, как бы, в каком-то журнале, который по дружбе мне дали на одну ночь, что называется. Ну, как это, понимаете? И даже, может, не журнал, а распечатка – я уже не помню. Это всё ходило так, «Тройка» их, какая-то литература их ходила таким образом. Но время было такое, в общем. Как это ни странно, сейчас вспоминаю, я должен сказать, что это придавало только популярности среди интеллигенции – то, что ты читаешь распечатки на ночь, за одну ночь, выпивая бидон кофе, чтобы не заснуть, и в восторге. В общем, это, понимаете… И это – когда так относятся к искусству, к произведению – это дорогого стоит. Я бы хотел сегодня, чтобы мои фильмы смотрели вот так – тайно, замирая от счастья, что ему удалась возможность на 15 минут получить материал. Ну и так далее. Да, там была такая загадка и прелесть. Но потом прошло время, и вот в 2000 году, по-моему, всё-таки я надумал, что надо – или позже даже это было чуть-чуть – да, что надо всё-таки делать «Гадкие лебеди». Мне стало понятно, как это делать. Уже был продюсер у меня Андрей Сигле, мы с ним все последние фильмы делали. Вот. Я позвонил Борису Натановичу и сказал, что вот: «Хотим приехать, всё». – «Ну, приезжайте». Я к нему приехал, рассказал, что я хочу, как, чего и как. Он отнёсся к этому хорошо, в принципе. Более того, даже сказал: «Ну вот, я вам разрешаю, можете уйти довольно далеко от повести». И был абсолютно прав. Во-первых, он уже много понимал в кино, понимал, кто с кем, знал уже, какое кино я снимаю. И, более того, понимал, что время прошло и какие-то вещи, такие там, ну, какие там выпады были политические в то время, они уже не актуальны. Время другое. А на первый план вышло философское содержание этой вещи. Вот и всё. Тем самым я опять же позвал Рыбакова, потому что, когда касалось дела фантастики, я старался, так сказать, не заниматься самодеятельностью, а брать кого-то в соавторы из профессиональных фантастов, чтобы не изобретать велосипед – это некрасиво. Вот, позвал Славу Рыбакова. Мы написали сценарий, который и стал вот «Гадкие лебеди» – фильмом, который был снят в 2006 году. У меня было много среди фантастов в силу того, что я ездил на семинары, что, так сказать, были «Письма мёртвого человека», которые были очень известным фильмом. Ну, был круг даже каких-то, я бы сказал, таких поклонников. Они меня позвали – какое-то у них там собрание такое, общество, или площадка особая, где они собираются. Это на Бережковской набережной. Я не помню, какой это дом, но есть там какой-то у них, значит, в Москве. Я туда приехал к ним показывать фильм. Показал. Наступило молчание. И потом на меня понеслось. Как они на меня наехали – трудно представить. Я с трудом отбивался, потому что: «Как? Это вообще скрижали, каждое слово в этом произведении!» Ну, такой сугубо литературный подход. Я говорю: «Господа, ну, это практически по мотивам. Это авторское кино, произведение, где взяты основные ноты». Нет, они не могли с этим смириться никак. Так что вот что касается этого – да, вероятно, далеко я отошёл. Но… а Стругацкий – никак, ничего. Я его спросил после этого, ещё мы виделись. Так судьба повернулась, что я примерно с этого времени переехал жить на улицу, на которой жил Борис Натанович, потому что дома были напротив – его дом и мой дом. Вот. Я его часто встречал, он там гулял на этих самых... Я спросил: «Вы посмотрели уже фильм?» Ну вот, он как-то так отвечал, говорит: «Костя, извините, я… я ещё не успел». Я говорю: «Ну слушайте, а давайте я вам занесу диск». – «Нет, не надо, я хочу на экране». Ну, наверное, он посмотрел, конечно, я думаю. Но вот, как бы, он не хотел, может, меня огорчать. Может быть. Ну, не знаю. Последний раз я там же, на этой улочке, его встретил. Он со своей женой сидел и явно очень сильно постарел. И вдруг так я почувствовал, что – да. И очень грустно как-то мы увиделись: «Как вы?» – «Как вы?» – «Да, ничего». Такая вот встреча была – и всё. Последняя встреча была. Это вот великие Стругацкие. Но вообще я думаю об этом, знаете, как бы… Жизнь тогда идёт, проходит – и вот встречаешься с какими-то огромными планетами, которые аурой своей притягивают вокруг тебя людей. Это такие личности грандиозные, которые проходят через твою судьбу и, безусловно, определяют тебя самого. Конечно – тебя самого.