Загрузка
00:00
/
04:44
Братья Стругацкие
А вот если дальше, то всё-таки надо сказать несколько слов о Стругацких. Тут вот судьба свела уже на «Сталкере»… Хотя мне говорил Женя Цымбал: «Нет, ты путаешь, они не приезжали на “Сталкер”». Но я помню, что когда мы стояли на дамбе, наверху, с художником Рашитом, он мне сказал, по-моему: «Вон приехало такси…» – какая-то машина, вышли двое и пошли. Это были братья Стругацкие. Они подошли ненадолго и уехали, они просто заехали на площадку. Ну, не знаю, может, Жени в это время не было… Он считал, что их не было. Я считаю, что были. Но это никак не означает, что было знакомство с ними. Ну, это первое – было, что называется, увидел издали. А вот вблизи – значит, когда уже я начинал… ну как, начинал биться головой об стенку. И, значит, Авербах, умнейший Илья Александрович… Кстати, он… Так сказать, смешно вспомнить: в то время литературу такого рода, как Бердяева, ну, невозможно было прочитать, достать. Она ходила в перепечатке, в распечатке такой – на пишущей машинке, третий слепой экземпляр, что-нибудь такое. И мы обменивались с ним. У меня Бердяева было довольно много к тому времени, а у него не так много. Я ему «Самопознание» бердяевское носил, он там это читал. Так что вот такие были отношения. И он, видя, что я четыре года бьюсь головой об стенку, не могу запуститься практически, написал письмо. Мне его потом передала замечательная женщина – она была секретарём художественного кино в Московском доме кино, в Союзе кинематографистов. Она мне потом его подарила, это письмо – как память об Авербахе. Оно у меня хранится. Там написано – Валентина, по-моему, её звали Валя: «Я тебе рекомендую молодого режиссёра, такой-сякой, значит, замечательный и всё, надо ему помочь. Пошли его на семинар в Репине, который ведут Стругацкие, по фантастике. По-моему, у него есть к этому интерес». Вот так. И меня послали на этот семинар. Вели Стругацкие, говорили о фантастике, там были молодые фантасты, их ученики, всё. Ну, какие-то кинематографисты были – кто интересуется этим. Вот так они возникли уже реально в моей жизни – на этом семинаре. И я там познакомился со Славой Рыбаковым – это их ученик, сейчас известный писатель уже, как вы догадываетесь, и давно причём. И мы с ним разговорились. Он говорит: «А что ты хочешь сделать-то в кино, если?» Я говорю: «Я хочу вот о атомной, значит, ядерной войне, катастрофе, всё». Он говорит: «Ой, а у меня рассказ есть на эту тему». Так мы сблизились, из чего родился сценарий, который потом был в «Письмах мёртвого человека». Потом подключили мы его и учителя. Он меня познакомил уже ближе с Борисом Натановичем Стругацким. Он написал одну сцену туда и тоже как-то взял это под свой контроль. И так, в общем… Но мы пытались как? Я же понимал – так впрямую этот фильм не снять. Поэтому, уже наученный горьким опытом, я понимал, что сценарий – это одно, а фильм, который я буду снимать, – это несколько другое. И, в общем, Стругацкий об этом знал. Мы ему рассказали это, я рассказал, что будет на самом деле. Он сказал, что «ему это очень нравится, очень хорошо, но он боится, что нас посадят». Я сказал: «Да вы что, Борис Натанович». Он говорит: «Вот так, ребята, учтите». Ну и как бы ни было – вот так начался этот фильм. Ту сцену, которую написал Борис Натанович для «Писем мёртвого человека», мне очень понравились диалоги. Но саму сцену я перенёс в другое место, дал эти диалоги другим актёрам. Ну, так скажем. Ну, ничего – в общем, всем так оказалось очень хорошо, но он ничего не сказал, не обиделся. Но в принципе, это была одна сцена, я сделал из неё другую. Ну что? Ну, это в кино так бывает, ничего странного в этом нет. Но по диалогам, по всему, по смыслу она была очень хорошо написана – она вошла. Я сказал бы… ну, я не знаю, с Аркадием Натановичем как-то у нас возникла взаимная очень сильная симпатия, но мы мало очень общались – вот только на семинаре тогда. А Борис Натанович… Ну, вот, по моим режиссёрским ощущениям, он был типичный учёный, я бы сказал. Вот это в нём сидело. Он же и был учёный прекрасный. И вот это начало в нём чувствовалось как-то. Ну, я не знаю, я это чувствовал. А так – очень скромный. У него дома мы были тогда и со Славой Рыбаковым, и потом с моим продюсером, и когда говорили о замыслах, об этих… Ну и так далее. Это очень скромненько, очень скромненький кабинет, очень скромненький кабинет.
Читать интервью
