Загрузка
00:00
/
03:52
Мои последние встречи с Андреем Тарковским
Но могу в этой связи вспомнить последнее уже – это неожиданно. Ну вот, после лекций они уже были готовы на курсах, их обещала директор Ирина Кокорева опубликовать. Они были опубликованы малым тиражом, с моим предисловием, я был составителем вместе с Машей Чугуновой. Ну, Маша Чугунова – это отдельная тема. Вы понимаете, да, такие люди… Это настолько преданный Андрею Арсеньевичу человек, что это часть его была, вообще просто какая-то – Маша Чугунова. Ну и это было тогда, да, опубликовано. И я к тому, что я ему позвонил, приехал в Москву случайно, это был 82-й год, по-моему. Зима это была, если ничего не путаю, по-моему, да. И он сказал: «О, очень хорошо, Костя, приходите, сегодня день рождения у Ларисы Павловны. Вот как раз, значит, застолье будет у нас». Я пришёл – был очень узкий круг его друзей, немного их всего. Было так очень всё по-домашнему. К чему я это вспоминаю? Значит, Андрей Арсеньевич вдруг дал какой-то бокал синего цвета, говорит: «Это вот, Костя, венецианское стекло. Вот, режиссёр должен ценить такие вещи, – сказал он, – из какого бокала вы пьёте». Вот. И потом вдруг сказал такой неожиданный тост: «Ну, так как из молодых здесь присутствует только вот Константин, – он сказал, – я хочу выпить за него и, за него и в его лице за тех молодых ребят, которых я поддерживал и которых я тут оставляю». Вот, я это очень запомнил – он сказал «оставляю». Я не думаю, что он сознательно имел в виду, что, как бы, судьба повернётся вот так. Он скорее, мне кажется, имел в виду предчувствие, то, что как-то жизнь разведёт – вот это он имел в виду. Но уже к тому времени он очень сильно Сокурову Александру Николаевичу помогал, и фильмы очень возносил и поддерживал – я имею в виду «Одинокий голос человека». И Кайдановский уже начал снимать, он уже, вот, я имею в виду… Да, Ваню Дыховичного. Вот. Это круг, который был его, который он поддерживал. Вот так. Это была последняя встреча. До этого была встреча, вот, по поводу мистики такой. Он приезжал в Питер, это 81-й год, по-моему, в декабре. И тогда было принято – такие лекции, встречи со зрителями, как бы, вот так. И я, и Саша Сокуров – мы тогда молодые, только попавшие на «Ленфильм» режиссёры – сопровождали его везде, во все эти поездки, на лекциях, там эти записки собирали, сидели с ним там и так далее. И когда он уезжал, или, по-моему, это было уже в гостинице «Астория», ещё до этого он такую вещь рассказал… Там окна выходят, как бы, на Исаакиевский собор, такие окна замечательные были. Он только рассказал: «Ребята, знаете, мне такой сон приснился, что как будто я лежу в какой-то комнате, а Лариса, значит, сидит рядом со мной и плачет. А я вижу всё это со стороны, такой, как бы, нахожусь в воздухе над этим». Такое было. И вот когда он уезжал, на вокзале, мы провожали Андрея Арсеньевича, вдруг в последнюю минуту перед уходом поезда он вдруг вспомнил что-то, достал аппарат – тогда это было совершенно в новинку – «Полароид» – и говорит: «Давайте, ребята, я сфотографирую вас». Сфотографировал. А фотографии эти не проявились. Они у меня сохранились, и у Сокурова тоже, по-моему, не проявились. Такой вот знак был, довольно печальный, понимаете. А карточки, которые у него, портреты были с этих выступлений одинаковые – такая карточка, внизу белая, чтобы можно было надпись – вот она у меня такая: «Дорогому Косте», значит, там, не помню, что-то самое-самое, и «с надеждой на будущие встречи». Почему я это запомнил? Потому что этих встреч уже не было, понимаете.
Читать интервью
