Загрузка
00:00
/
03:56
Работа на съёмках фильма Андрея Тарковского «Сталкер»
Вот началась уже моя судьба, связанная с Андреем Арсеньевичем Тарковским. Но практика эта удивительная, понимаете… Тоже – вспомнить то время, да и если бы даже сейчас… Уже тогда было очевидно – он был совершенно гениальный мастер, потрясающий. Ну и, естественно, когда появилась возможность поехать к Андрею Арсеньевичу, тут слов нет – оказаться на площадке, внутри этого мира, таинственного, столь привлекательного для нас, студентов, великого мастера – ну, это, конечно, на всю жизнь. Там так получилось, что после лекций одно время стали его провожать трое. Я был среди тех, кто провожал – Ваня Дыховичный, ещё кто-то, по-моему, был. Саша Кайдановский, кажется, тогда ещё не приходил. Возникли разговоры уже после лекций. Вот тогда я и спросил его: «Могу ли я к вам поехать на “Сталкер”?» Он сказал: «Вас возьму. Всё». Вот и всё. Он приглядывался, конечно, ко мне. Он понимал, кого он берёт. И, вероятно, какие-то вещи ему были симпатичны из того общения, которое возникло. Потому что, я думаю, если бы было не так… Он довольно жёстко поступил – не скрою, не буду называть фамилии – ещё двое студентов поехали к нему на практику, а он их выгнал. По разным причинам – не буду говорить. У него был принцип: когда я приехал, он сказал: «Мне не нужны туристы на площадке. Работать надо, ребята». Мы работали. Все работали – и работали серьёзно. Эта группа состояла из людей, глубоко преданных Андрею Арсеньевичу, поэтому резко выделялись те ребята, которые приехали, немножко не поняли, куда попали, и сразу отпали. Было так. Он меня поставил – я помогал художнику-декоратору, замечательному Рашиту, сейчас он очень известен. Из Казани он был. И вот мы с ним работали над этой дамбой огромной, на высоте – это было волнующее зрелище, без ограждения. Так это было. Но зато я помню, как мы выкладывали этот замечательный кадр, пейзажик, когда травка выкладывается так, что сверху кажется, будто это деревья, лес какой-то. Потом камера поднимается – если помните «Сталкер» – и эта гладь воды даёт ощущение неба. И получается небо. А потом ещё выше – и наоборот: небо оказывается там, где ему надо быть, а земля… и так далее. Вот это мы выкладывали – было так. Много было там всего. Я помню этот кадр, когда выкладывалась панорама воды по кафелю, текущему среди предметов, и там же лежал вырванный из календаря листик с датой смерти Андрея Арсеньевича, как оказалось – совпавшей. Я помню, что, по-моему, этот листик положил сам Андрей Арсеньевич. Цымбал Женя мне доказывает – а он там был постоянно, он был второй режиссёр – что он его положил. Вероятно, по просьбе Андрея Арсеньевича, но он его положил. Ну, я не знаю… Боюсь спорить, потому что мог не заметить – народу было много. Кто конкретно положил – непонятно. Но в мистическом смысле, мне кажется, зная Андрея Арсеньевича – он мог положить этот листик как-то необъяснимо. Необъяснимо. Вот. Ну, и после этого я стал к нему… Показал ему, во-первых, свой курсовой фильм, который ему, так сказать, показался интересным в принципе. Но я сейчас понимаю – это было детское произведение в плане несовершенства. Но потом он на лекции вдруг его вспомнил – сказал, что там была очень интересная работа со звуком. За что я был благодарен ему. Но так как я эти лекции вёл, записывал, я это не записал – считая, что это было бы бестактно самому о себе записывать такое высказывание. Так что это так – история теперь умалчивает. Вот.
Читать интервью
