Загрузка
00:00
/
04:11
«Синяя птица». Сопричастность зала и отношения с партнёрами
И вообще реакцию зала, вообще сопричастность зала я тоже поняла на второй год работы, когда я играла Тильтиля. Это была роль, которую я одна играла. Он почему-то дублёра мне так и не назначил Евгений Сергеевич. Вот я одна играла Тильтиля, и там у многих были дублёры, ну, как бы двойной состав, а тут я одна всё время. До конца так и доиграла. Играла, когда Тильтиля... Да! Сопричастность зала – у меня мурашки бегали. Первый раз в жизни по спине побежали мурашки. Зал ахал одновременно – пугались за меня. И вот эти состояния, причастность зала, эта энергетика, которую они мне давали, и я им отдавала – это я испытала вот на второй год работы в театре. Это потрясающее состояние. Через куклу всё. Понимаете? И этот мальчик, который, когда его там хватает лапа дуба, берёт его за шкирку, поднимает, и весь зал: «Ах!» – вот так вот. Представляете? Это было очень здорово. Но в этом же спектакле у меня был случай. Там момент был, когда мне должен был подойти актёр и помочь. Вообще в кукольном театре помощь очень часто нужна, и она очень важна. Он мне должен был помочь, а он что-то забыл, отвлёкся и прибежал, как ненормальный, когда я уже всё почти сделала. И я ему прошипела нехорошее слово – было так прямо «шшшш», как змея. Он так и убежал. А Деммени оказался в зале. Представляете себе? И он со своим слухом услышал, что я что-то там прошипела. Не буду говорить, какое даже слово. И он меня вызвал в кабинет после окончания спектакля. Я пришла. Он говорит: «Фаина Ивановна, а что там случилось у вас?» – вот так. Ну, я же не знала, что он там стоит в зале. Он заходил. И я говорю: «А что случилось? Аааа! Ой», – говорю, – «виновата». Я говорю: «Виновата». У меня чутьё сработало. Думаю: они всё-таки образование такое... Да там очень... Нет, не сдавал никто никогда никого. И это с детства у них было. Вот. Я говорю, что, да, я виновата, у меня там, там, ну, неловко получилось. И я говорю: «Извините, пожалуйста». И вдруг смотрю – у него глаза потеплели, его карие глаза стали тёплыми. И он вдруг: «Ну, хорошо. Но вы будьте сдержаннее, пожалуйста». И всё, и больше он мне ничего не сказал. Если бы я сказала, что Колька Симоненко – мерзавец, не пришёл или что-то такое, он бы, может быть, даже рассердился бы. И я это чувствовала кожей, знаете. И я, значит, думаю, думаю, думаю: слава Богу, что я ему не сказала, что это Колька виноват. Потому что я видела, как кто-то на кого-то что-то сказал – и как он начал ругаться. У него и настроение испортилось. Я видела.
Читать интервью
