Загрузка
00:00
/
06:27
Работа над визуальным рядом в спектаклях Георгия Товстоногова
Товстоногов понимал, что у нас свои категории, и с ними надо считаться. Было несколько раз. И даже я могу назвать, какие спектакли. «Тихий Дон», например. Он попросил, чтобы я массовые сцены компоновал из зала, как картинку. Я, художник, компоновал артистов, понимаете, да. Он, конечно, рядом был и выстраивал композицию визуальную из зала, я для него – по его кодам. Он сидел в зале, мы вместе делали, но я ему помогал – я формально выстраивал из этих вертикалей ходящих, говорящих, композицию формальную, ритм выстраивал. А потому что у меня лучше это получалось, потому что я этим занимаюсь. Он занимается ещё психологией, философией, занимается всем другим – смыслом, а я – визуальным рядом. Визуальный ряд он мне доверял. А были расхождения, в начале особенно, когда даже в «Людях и мышах», да. Я имею хорошую школу формальную. У меня каждая сцена, каждое положение декорации было с точки зрения формальных категорий – вот эта книжка о формальных категориях – абсолютно скомпонованным. И если… Ему почему-то не понравилось на первом плане – не знаю – там кусок дерева положил специально, там ещё что-то поставил, не помню. Он попросил убрать с первого плана этот реквизит, да. На моих глазах убрали. Через некоторое время говорит: «Мне что-то не хватает». А что? Вызывает меня: «Чего не хватает?» Я говорю: «Верните назад то, что убрали». Вернули – ему хватило. Понимаете, да? Формально было скомпоновано так, что нельзя было убирать. Как хорошая архитектура, которая просчитана, нарисована – если вы уберёте, не знаю, пилястры, колонны – она разрушается сразу, понимаете? И так же, как и композиция – идеально выстроенная композиция, она, если вы один компонент из неё вынете, снимите – она разрушается, проваливается. Я компоную воздух, понимаете, вокруг артиста. Вот моя задача как художника театрального – вокруг артиста компоновать воздух в философии, которую даёт драматург или этот материал, который я оформляю. Вы понимаете, для художника артист – это, кроме того, что он артист, профессия – он ещё материал рабочий. Понимаете? Для меня поначалу, в смысле композиций, компоновки на сцене, это движущаяся вертикаль в пространстве, имеющая габаритность абсолютную. Понимаете? Для меня вот это – метр восемьдесят пять, высота человеческого роста, который берётся, как сказать, как образец, как единица. Метр восемьдесят пять. Понимаете? Это абсолют. Я с ним считаюсь. А он ещё движется, эта вертикаль человеческая движется в пространстве – значит, я его могу передвигать, понимаете? Если режиссёр на это идёт – значит, я ему могу помочь сильно. Потому что зрительный глаз устроен так, что он смотрит слева направо. Попробуйте наоборот посмотреть – вы получите препятствие. Посмотрите на стенку слева направо или справа налево. Справа налево вам тяжелее смотреть. Это привычно – по солнцу, по часовой стрелке, по солнцу. Так природа устроила человека, что он смотрит именно так. А если наоборот – значит, преодолеваешь какое-то сопротивление. Все эти дела, философия пространства – всё это нужно знать хорошо. И это мощная, очень мощная помога, как по-украински говорят. Оговаривали костюмы. Кстати, он гениально оговаривал костюмы. В смысле давал задание по костюму очень точно. В этой книжке есть костюмы артистов, которых я не видел, но нарисовал по его оговору. И они были похожи – даже физически похожи. Понимаете? Он так здорово оговаривал, что я по его оговору рисовал похожих артистов. Он давал характеристики: человек с одним измерением по вертикали – у него всё по вертикали, понимаете, и морда по вертикали, всё с одним измерением, у него всё вертикально. Вот так образно, да. И я рисовал артиста. Характеристики такие, что я рисовал уже образ, а не просто фигурку человека – образ артиста в костюме. Очень чётко, точно по смыслу роли – задание. Поэтому мне было легко, поэтому за три дня многое успел. Фигня какая.
Читать интервью
