Загрузка
00:00
/
04:41
Высокий профессионализм Георгия Товстоногова
Была дружба, да, человеческая, да, мне он симпатичен был, симпатичен. И он не отнимал у тебя время: если он с тобой говорил – он говорил по делу. Не было никаких фальшивых слов или посторонних слов, которые мешали смыслу. Вызывал или я приходил по своей надобности. Я не отнимал у него время, и он у меня не отнимал время, не зудил, как многие, о чём-то непонятном. Всё было понятно. Редкий тип. Талантливый и редкий. Как это в народе говорят, душа в душу, да. Ну, не душа в душу, а в поддавки – он мне, а я ему. В поддавки. То есть, я уже сказал, что самое главное от режиссёра – знать, для чего он взял эту пьесу и с чем должен уйти зритель из зала. То есть коды, основные коды, для чего эта работа делается. Товстоногов очень чётко давал эти коды. Самый чёткий человек по этой философской идейной стороне драматургии – Товстоногов. Суперпрофессионал. Супер, если сравнивать, а я много имел режиссуры. Суперпрофессионал. Он не тратил время на просто разговоры. При встрече я получал такую вопросительную информацию – абсолютно точную, понимаете. И он не изменял, главное, ей. Были режиссёры, и, к сожалению, я попадал в такие ситуации, когда режиссёр сначала одно, а потом через некоторое время другое, а потом через некоторое время третье и так далее. И ты всё время должен под него подлаживаться. Во-первых, потеря времени страшная, размагничивание мозгов, потому что ты связан тоже драматургией, ты думаешь, закладываешь себе информацию эту, и она постепенно разрушается, если такая идёт работа, понимаете. У Товстоногова не было такого. Он, если произносил задание, то оно было абсолютно и до конца. Он никогда не изменял себе, понимаете, никогда не подставлял художника или, не знаю, артиста в результате, под эти все колебания и изменения его философии рабочей. Никогда. Это качество – потрясающе профессиональное. И мы не теряли время. Работали на дело, короче говоря. Он был умным очень человеком и образованным. Кстати, Товстоногов знал два языка, кроме грузинского и русского. Грузинский, русский, он знал немецкий, знал французский, читал и работал. Я с ним работал в Германии – он немецкий знал просто в совершенстве. Ему не нужен был переводчик. Переводчик на побегушках был. Так что так. Французский знал хуже. Умный, образованный человек. Он понимал, что категории художника – другие, чем категории, с которыми работает режиссёр, совсем другие. У нас – древние категории, древние, понимаете, они более формальные. И с ними надо считаться. С ними надо считаться. Много раз такое было, что режиссёр не считался с категориями художника, то есть с формальными понятиями компоновки ритмов в пространстве – не считался. И с художником либо расставались, либо всё это падало, и ничего не получалось.
Читать интервью
