Загрузка
00:00
/
04:00
Характер моего отца
Ну, и вы знаете, вот несмотря на то, что он был очень открытым человеком, очень остроумным, он всегда собирал компанию. Такое было обаяние мужское. Вообще, он красивый был, как мужчина. Великолепно было, много анекдотов знал, женщины его обожали. Вот даже когда уже в 90-е годы вот эти делегации приезжали, то у него такие очки были – очень с толстыми... Там он мог себе позволить какую-нибудь хохму. Она говорила: «Евгений Ананьевич, повторите». В общем, итальянки бегали вокруг него. Ну и... Так скажу, что, видимо, всё-таки вот эти… С нами вот был брат ещё, в 56-ом году родился – такого, знаете, сюсюканья не было никогда. Было очень, так скажем, по-мужски с нами. И поскольку он очень много работал, его, конечно... Была мама в основном дома, она, в общем, нас закрывала, покрывала и так далее. Но когда он говорил: «Дай дневник», – то, в общем, душа уходила в пятки. Спуску не было. Но, во всяком случае, он всегда, когда зарабатывал деньги, приходил... Мы, конечно, жили очень скромно, очень скромно. И когда ему удавалось получить какой-то гонорар, то он приходил вот таким вот – руками полными. Там сосиски были, булки. В общем, вот это вываливал на стол всё. И вот когда он видел, какие мы счастливые – там мама жарила картошку, целую сковородку, – и вот это вот... Потом пили чай с какой-нибудь булкой вкусной. То это было да. Но, в общем, он был очень хлебосольный человек. И поэтому, когда у него там даже появлялись какие-то деньги, его в бухгалтерии все знали, потому что он приходил с конфетами. Всем всегда всё привозил – и вообще. И сейчас я вам расскажу ещё историю. Вот были звонки, когда уже папы не стало. Вдруг кто-то звонит, какая-то женщина. И говорит: «Вы дочка?» Я говорю: «Да». Она говорит: «А меня, там, зовут вот Мария Ивановна, я, – говорит, – в Новороссийске была связисткой». И говорит: «Накануне Нового года, – говорит, – сидим три девчонки в землянке, холодно. Но Новый год, молодые, 18–20 лет – хочется всё равно какого-то ощущения такого. Вдруг, – говорит, – в клубах вот этого пара открывается дверь, входит лейтенант какой-то, красивый, в военной форме парень и говорит: “Девчонки, чего нос повесили?” – он говорит. – “Новый год же”. “Да вот мы так, как-то чего-то…” И вдруг он лезет за пазуху и вынимает три пирожных. Конечно, это пирожное не из кондитерской французской, но что-то, видимо, кто-то там, наверное, какие-то повара соорудили, и он выпросил, вот. И он знал, что там эти три девочки». И вот я говорю, у меня перехватывает горло, и она расплакалась. Она говорит: «Анечка, я ничего вкуснее и дороже для меня вот этого пирожного не ела на всю оставшуюся жизнь. Я с ним больше не виделась, не встречала, но помню его до сих пор». И она говорит: «Я вот прочла в газете, что его не стало. Вот я нашла ваш телефон, я так вот хотела вам рассказать». Вот таким вот, каким он был человеком. Очень широким, очень таким… И мудрым был, конечно. И вот, ну, когда мамы не стало, конечно, было тяжело очень. Ну, вот старались помочь ему как могли, безусловно. Потому что он понимал, сколько она сделала для него, да. А она работала в Совинформбюро, в 43-ем году они познакомились. У неё тоже там была трагическая история – у неё была мама репрессирована. В общем, всем досталось. Ну, вот как-то они были – и он сирота, и она сирота. И, в общем, вот они только друг за друга. У нас бабушек не было никаких. Так вот они и выживали. И, в общем, благодаря ей, конечно, очень многое состоялось. Он состоялся как, вообще, автор.
Читать интервью
