Загрузка
00:00
/
03:23
Послевоенные годы. Борьба с космополитизмом
Наступает, значит, послевоенное время. Халдей работает на «Фотохронике». Но, значит, вот, они поженились с мамой в конце 45-го года, и в конце 47-го, в общем, я родилась. Жили они тогда там, мамина комната была, в общем, старшая сестра была – она в Комсомольск-на-Амуре уехала строить в 38-ом году, а средняя сестра воевала, и она с мужем была в Грузии – он был комендантом там, в Батуми потом. Ну вот и, значит, я родилась. И 47-ой год, ну тогда ещё какие-то деньги как бы были. Во-первых, он был в 46-ом году во Франции, он привёз маме тогда, в то время, костюм, какой-то, что-то ещё, духи, наверное. Потом я их разбила, и мама помнила всю жизнь французский флакон. Да. И, значит, легли спать – началась денежная реформа. Легли спать – у них были ещё деньги, а утром проснулись – три копейки осталось. Всё. В 46-ом году, значит, ещё какая была история – приезжает мамина старшая сестра с Дальнего Востока, она приезжает с ребёнком, у неё муж погиб, и она родила в поезде сына, и приезжает в эту комнату. Но поскольку образовалось, значит, две семьи уже, как бы, и я родилась, то нужно было... Комната, к счастью, была большая в то время – 28 метров, нужно было её менять, а менять нужно было только с доплатой, поскольку надо две комнаты из этого получить, а денег нет. Вот всё рухнуло. И в 48-ом году его увольняют. Вообще, всё – обрезают, так скажем, да. Но там была такая формулировка, что, ну, поскольку было указание, да, вот началась борьба с космополитизмом, и вот он попал в эту, значит, воронку. И ему дали характеристику очень такую, что у Халдея от успехов закружилась голова, что у него понизился интеллектуальный и политический уровень, что он теперь не может разобраться вообще во всей ситуации, то есть он как бы потерял свои навыки профессиональные. И Халдей пишет Суслову письмо с просьбой восстановить его. Тогда Суслов красным карандашом пишет: «Нецелесообразно использовать как фотокорреспондента». То есть был практически запрет на профессию. И всё – он остался без работы, без денег, и, в общем, как говорится, у разбитого корыта. Но удалось разменять. Тогда ему пришлось занимать деньги, вот, и разменяли, значит, эту комнату. И вот мы очутились – я, мама и отец – в маленькой комнате 12 метров у Павелецкого вокзала. А сестра поехала в 16-метровую комнату, побольше, но там только был кран с холодной водой, ванны не было, пятиэтажка. Ну и вот, ну и так – вот это вот почти 20 лет мы прожили в этой комнате. И у него никто ему и ничего – никакой квартиры не давал и так далее. Это было очень трудное время.
Читать интервью
