Вот эта самая перестройка и переворот, и выступление против Советского Союза, выступление против советской власти, коммунизма навредили очень много. Потому что тогда наши борцы с советской властью использовали всё, что можно, для того чтобы скомпрометировать нас – и ветеранов войны, и всю эту, так сказать, ситуацию. Отсюда тогда пошло, что мы оккупировали Прибалтику, что мы оккупировали Польшу. Это всё пошло тогда, когда началась гласность и вот эти самые движения против советской власти. Тогда, по существу, сложилась такая ситуация: объединились три группы бойцов против советского режима – бандеровцы, у нас власовцы и в Прибалтике лесные братья. Вот эти группы действовали, так сказать, в унисон, они все выступали против Советского Союза, против советской власти. А потом, когда это всё рухнуло, они уже разошлись по своим домам и начали проводить свою политику. И поэтому в это время – в конец 80-х и начало 90-х годов – это были очень тяжёлые, очень унизительные годы. Потому что нас, во-первых, ограбили. То есть всё, те вклады, те деньги, которые были нашими накоплениями в банках, всё это обнулили одним указом, одним приказом. Всё – мы вышли, так сказать, уже голые из этого периода. Естественно, мы начали протестовать, выступали с протестами, устраивали демонстрации и так далее. Тогда нас начали обвинять, просто приклеили такие ярлыки: коммуно-фашисты, красно-коричневые. И вот по телевидению – я могу назвать поимённо всех этих самых, кто сейчас там ещё за кадром живёт – они выступали: «Вот красно-коричневые опять вышли на митинг, вот красные, коммуно-фашисты» и так далее. Вот такое было отношение к нам. Более того, тогда сложилась ситуация, когда министр соцзащиты Хакамада – известная, да – она выступила с обращением, в котором прозвучали такие слова: «Мы будем жить тогда хорошо, когда вымрет вот это поколение». То есть поколение победителей. Это дословно её слова. А по телевидению в это же время была такая молодёжная программа, которая называлась «Синий троллейбус» – это можно всё найти. Там выступали старшеклассники, и они призывали: не доверяйте старичкам с орденскими планками, потому что каждый из них мог быть палачом. За палачество, за 1937 год, тоже давали награды. И поэтому нам уже нельзя было выходить – с нас срывали планки, плевали в нас. Особенно тяжело было в общественном транспорте. Особенно тяжело было – я тогда имел свой дачный участок – ездить в поездах, потому что молодёжь демонстративно рассаживалась по всем местам, даже по тем, которые были отведены для стариков, инвалидов и так далее. И на просьбы, особенно старушек, женщин: «Ребята, вы бы уступили, это наши места», – обычно был стандартный ответ: «Ваше место уже давно на кладбище». Поэтому вот в такой ситуации эти годы и проходили – в оскорблении. Причём то же самое поддерживалось не просто на улице или в общественном транспорте – такая пропаганда велась по телевидению. Вот у меня есть где-то газета – «Комсомольская правда». Там, я не знаю, работает ли он сейчас, такой был Никитинский. Он пишет, как представляет себе ветерана: «Вот идёт, значит, старик, бренчит медалями, вид у него архаичный. Но он настырный – он пробивается в Александровский сад. Зачем-то ему туда надо». Ну, мы тогда действительно ходили возлагать цветы, венки к Могиле Неизвестного Солдата. Короче говоря, представляли нас такими, которых можно только презирать. Вот такая была ситуация. Это было вот, эти вот конец 80-х – начало 90-х, когда после этого штурм Белого дома, этот самый обстрел. Тогда я активно выходил на эти демонстрации, на эти протесты и так далее. Там где-то фотографии есть по этому поводу. Вот. Ну, вот такая реакция была. Это все, кто вот сейчас там – это Медковы, Сорокины, Киселёвы, Познеры, Сванидзе. Вот они – все они изощрялись на это всё. Но беда в том, что всё, что они тогда делали против Советского Союза... Советский Союз распался, осталась Россия, а весь этот грязный остаток от всей этой грязи оказался осадком на самой России. И поэтому сейчас вот тем же, чем мы тогда – наши деятели – отвечали на наши протесты... То же самое и сейчас. Всё, как говорят, бумерангом вернулось на Россию. Поэтому, когда там обижаются на поляков, на прибалтов – прежде всего надо посмотреть и вспомнить о том, как мы сами вели себя по отношению к нашей стране, к нашим старикам, к нашим победителям, ветеранам, работникам тыла и так далее. Ситуация вот эта, в конце 80-х и в начале 90-х годов, уже была направлена против меня. Поэтому, естественно, мне хотелось... Потом открывались какие-то вещи – по репрессиям, по ещё каким-то вещам, по колхозам, по каким-то таким отрицательным, негативным. Поэтому у меня уже у самого появилась жажда понять самому: действительно, а что происходило, а как это было, а как там строились колхозы? Потому что тогда у нас в печати – наши журналисты, писатели – писали: «Колхозы – это, в общем, те же самые ГУЛАГи. Там была и жестокая эксплуатация, и отбирали всё, и морили голодом». Поэтому мне всё это было интересно, и я как-то подбирал литературу, старался понять для самого себя. В общем, меня такая работа захватила, и я стал покупать литературу. Тогда появилось много всякой литературы. И власовской литературы, и наоборот – в защиту Советского Союза – очень много. Уже с данными и так далее. Вот этим я, как начал заниматься в те годы, так и до сих пор живу. Поэтому у меня полон шкаф таких книг – везде закладочки. Вот этим я и последние годы живу. Поэтому, когда я слышу что-то, у меня сразу своё отношение к этому, своё сопротивление, потому что я говорю: «Что ты плетёшь, когда ты ничего не помнишь, не знаешь, ещё пешком под стол ходил?». Особенно я про себя так называю вот этих самых, которые всё время торчат – это перестроечные недоросли. Они ухватили какие-то узловые моменты, и когда им говорят: «А вот в советское время была такая дружба, было такое...» – они тут же выступают: «А репрессии? А ГУЛАГ?» Сразу. «А секция 200 в ГУМе?» Ничего они этого не знают – ни что такое секция 200, ни что такое всё остальное. Но вот сразу всё переваривают в такие вещи. Поэтому у меня внутреннее сопротивление против всего этого. Я дотошно считаю, беру разную литературу. У меня есть и антисоветская, и просоветская, и нейтральная. Беру, читаю, изучаю – и на всё имею своё собственное мнение. Этим я живу, этим довольствуюсь. Считаю, что это и помогает мне в моей старости, в моём активном долголетии. Ну, в общем, да. Через какое-то время всё это было восстановлено. Ещё при Ельцине – во-первых, выплаты ветеранские, льготы, то, что было установлено в Советском Союзе – нам восстановили. Причём, Ельцин, я помню, в каком-то своём выступлении подчеркнул: мол, ветеранам советское государство выплачивало столько-то, а мы будем выплачивать в таком-то размере – то есть гораздо больше и так далее. Тогда уже, конечно, всё это немного начало смягчаться. Отношение другое. И в школах уже начали нас приглашать на такие встречи, воспоминания и так далее. Я помню, даже выступал по каналу «Мир», там была передача – именно «Ветераны и молодёжь». Я на эту тему выступал – как молодёжь сейчас относится к ветеранам и так далее. Да, конечно, многое изменилось. Всё изменилось.