Вот мы подошли к группе узников. Посмотрели – вид у них был ужасный, измождённый. Только глаза блестели. По глазам мы поняли, что они осознают: произошло освобождение. Понимают, что пришла Красная Армия, что пришла свобода. И вот от этого у нас появилось чувство, что мы сделали большое, доброе дело – освободили этих людей из ада. Хотя тогда мы ещё не представляли, что собой представляет этот лагерь. Когда мы подошли, они начали что-то говорить. Какие-то слова мы знали по-немецки, по-английски, польский уже более-менее понимали. А тут не могли разобрать, что они говорят. Они указывали на себя и говорили: «Хунгари, хунгари». Мы не могли понять: «Хунгари»? Что это? Я подумал: «Они – хунгари, а я – Иван». Вот такое было состояние растерянности. Потом уже узнали: это были венгерские евреи. Это была последняя и самая большая партия – около 500 тысяч человек. Мы потом зашли в барак, посмотрели. Там на нарах лежали люди – они, видимо, не могли встать. Запах был тяжёлый, очень неприятный. Не было никакого желания что-то осматривать – скорее хотелось уйти. И действительно, по боевой обстановке мы уже должны были двигаться дальше, к Одеру, и не задерживаться. А уже после нас прибыли санитарные повозки, пришёл медицинский санбат. Потом начали подвозить кухни, начали кормить освобождённых, начали санитарную обработку. А мы этого уже не видели – мы продвигались дальше.