https://историяотпервоголица.рф/events/current_event.php?current_event_id=11352
Очень сейчас много говорят об этом, особенно молодые журналисты, – вот, о 1937 годе. У нас как раз все эти дома, потому что такие крупные, центр, и жили старые революционеры, крупные такие общественные деятели, хозяйственники крупные, специалисты. Поэтому, значит, вот 1937 год как-то прошёл для нас заметно. Я приходил в школу, вот, учительница открывает классный журнал и начинает: «Мартынушкин. Петров Иванов. Да... Дочкштейн?» – молчок. Спрашивает: «А кто знает, почему Инна не пришла сегодня?» Кто-то из девочек говорит: «А у Инны сегодня забрали ночью родителей». Вот такие вот уже случаи, так сказать. Я вот всё время прикидываю: у нас в классе было, наверное, где-то около 40 человек, учеников. Я прикидываю – а сколько ж таких было. И я помню хорошо – там по фамилиям даже, вот учительница: «Шебека?» – Шебека не отвечает. «Ребята, кто знает?» – «А у Коли сегодня забрали отца». Такие вещи. Или выходишь во двор – там тоже ребята: «Вань, Вань, у Витьки сегодня отца с матерью ночью увезли». Так что мы были в курсе всего этого дела. Я помню – отцы, значит, отец, они выходили во двор и читали газеты. В газетах были полностью публикации: вопрос прокурора – ответ подсудимого, прокурор – вопрос, подсудимый такой-то – ответ, защитник – это... То есть всё. Газеты были толстые, читали вот эти газеты. Как-то мне мой отец кричит: «Вань, подойди сюда!» Я подошёл, и он мне показывает: «Вот, ваша газета – Гертик здесь даёт показания». Причём я хорошо помню, что он готовил диверсии на гродненских нефтепромыслах и давал признательные показания, что да, действительно, он состоял в какой-то группе, которая готовила вот такие-то диверсии. Поэтому всё это – в таком виде мы ощущали, так сказать, весь этот 1937 год. Но вместе с этим – вот 1936 год, Пушкин. Какое огромное мероприятие было! Тоже вся страна жила этим. Издавались книги, детская литература... очень много книг было в библиотеке у нас, в этом «Красном уголке». Потом, в эти же годы, были построены три школы. Одна школа – прямо у самых Чистых прудов, другая – в конце улицы, третья – в переулке. Новые школы, блестящие, просторные классы, со спортивными залами, спортивным оборудованием. Вот такой он был – 1937 год. Вот мы, ребята, да я думаю, и все взрослые – у нас не было никакого чувства отчуждения от этих ребят, от этих граждан, у которых родственники были репрессированы. Особенно у нас, ребят, совершенно не было, чтобы говорили: «А, ты сын, ты дочь врага народа». Нет. Я помню, когда у нас во дворе забрали родителей нашего товарища – он был немножко постарше нас – встал вопрос: он остался один. Его хотели взять в интернат. Но в этом же доме жил его родственник, крупный деятель из МВД, начальник строительства Дворца Советов. Это там, где сейчас храм Христа Спасителя. Тогда храм был снесён, и начали строить вот этот Дворец Советов. Он был начальником строительства. И он тогда подошёл к тем, кто пришёл арестовывать, и сказал: «Оставьте сына, не трогайте». Потом, как Витя нам рассказывал, он сказал: «Витя, ты можешь взять, что тебе нужно дома». Хотя это было категорически запрещено. Я помню – там отцов костюм, какую-то одежду... Всё было спокойно, без истерик. Сейчас в кино часто показывают, как проходят аресты – приходят, всё разбрасывают, начинается какой-то беспредел. Ничего подобного. По крайней мере, что я знаю, что ребята потом нам рассказывали – приходили, во-первых, все в гражданской одежде. Не так, как показывают в кино – в фуражках, в форме, такие бравые ребята. Нет. Приходили очень вежливые, в гражданской форме, предъявляли документы на арест – и забирали. Вот таким образом проходила вся эта ситуация. А с Виктором – этим своим товарищем – мы даже с ним ходили. Надо было ему где-то работать – он постарше меня, уже взрослый. Мы с ним по разным заводам, по организациям приходили. Помню, пришли на завод «Серп и молот», на другие. В кадрах нас принимали, и кадровики к нам обращались: «Ну что?» Мы говорили: «Вот мы пришли, надо, чтобы Виктора Бабаева взять на работу». И к нам – очень вежливо, с добрым отношением: «Ребята, дорогие, ну куда мы его можем взять – к плавильным печам? Да что он там… нет уж, вы поищите где-то ещё». Короче говоря, вот такое отношение.