Загрузка
00:00
/
04:13
Пленные немцы. Несколько слов по-немецки
Я запомнила много слов немецких с детства. Вот это я запомнила. Рядом с нами, где уже дом – мы в Лунинце когда жили – был лагерь военнопленных немцев. Они были обнесены колючей проволокой и с уклоном – не знаю, может, ток пропускали, а может, нет. Но надо сказать, что у них всё было чистенько, бело, все бараки побелены. Одежды-то не было. И они сидели, с работы когда приходили, и шили заплаточки на своей одежде. Очень аккуратненько так делали, ловко. А когда утром мы шли в школу, а их на работу вели куда-то шеренгой… Разговаривать им не разрешалось, но и нам тоже. А мы: «Guten Morgen!» (доброе утро) – они молчат. А мы снова: «Guten Morgen!» Ну, кто-нибудь скажет. И тогда мы стишками: «In die Schule gehen wir, und bekommen fünf und vier» (в школу идём мы и получаем пять и четыре). Мы со второго класса изучали немецкий язык тогда, потому что это встал вопрос такой необходимости – знать иностранные языки. И они: «Gute Kinder» (хорошие дети). И так нам нравилось – мы приходим к учителю: ещё бы какую-нибудь фразу, ещё бы что-нибудь. А ещё, ну, так между собой, дети: «Guten Morgen, guten Tag, шлёп по морде так-так-так». Извините, но это уже сами дети перефразировали. Мы уже понимали: раз военнопленные – значит, они сами пострадавшие. Это люди, которые сами пострадали. За что они? Может быть, ну, за убийства, за всё, но тем не менее… Как-то мне довелось быть в Германии – брат у меня уже там жил – и вот поднимаемся в лифте… Вызываю лифт, а там уже два немца – мужчина и женщина. Она… не знаю, каким-то образом знала, что я из России. Думаю: лифт небольшой – не заходить. А она: «Herein, herein» (заходите, заходите) и говорит ему: «Mein Mann spricht Russisch» (мой муж говорит по-русски). Может, она где-то слышала меня. И тут же говорит по-русски: «А мой муж говорит по-русски». Я говорю: «Военнопленный, наверное?» А он отвечает по-русски, но с акцентом: «Я был доктором, в госпитале работал». Ну, конечно, немцев лечил. Так. А вот когда в самолёте мы летели – была рядом со мной супружеская пара немцев – и когда я сказала, что я из Белоруссии, что это… ну, что так сильно пострадала Белоруссия, ещё больше, чем сама Россия, потому что начиналась война и заканчивалась она в Белоруссии… То, что не успели уничтожить в начале, то уничтожали при отступлении немцы. И они извинялись. Они: «Entschuldigen Sie, dass es so passiert ist» (извините, что так получилось). То есть они говорили по-немецки. Я тогда лучше понимала по-немецки, потому что ещё училась в институте. Потом уже перешла больше на английский, немецкий – постольку-поскольку, бытовая лексика. Но «Nicht schießen!» (не стреляйте), «Hände hoch!» (руки вверх), «Keine Partisanen» (нет партизан), «Frauen, Kinder» (женщины, дети), «Raus!» (выходите) – вот это я запомнила. С первых дней. С первой встречи с немцами. Но те, которые первые вошли, они же кричали: «Kaputt! Kaputt Partisanen!» (партизанам конец!). «Kaputt Partisanen» – тоже запомнила. Ну, знаете, это для кого-то просто слова, а пережить такое… это – не дай бог кому-нибудь. Это ужасно.
Читать интервью
