Загрузка
00:00
/
03:53
Мой старший брат Володя
Мой брат Володя – ему было ещё только семнадцать лет. В армию его не призвали – ну, не положено. Но, видя вот эти зверства, он сам, там ещё была группа товарищей, пошли в Лунинец – из деревни Велута – в военкомат и заявили, что хотят добровольцами. Может, они и соврали, сколько им лет – их же проверить нельзя было, никаких документов. Сказали, что им уже восемнадцать. И вот его направили – это в Красную армию, он пошёл. Да, пришёл домой, маме показал – повестка. Мама – в обморок. Как? Отца нет, старший сын, самый старший из сыновей… «Как же я справлюсь с этими детьми?» – даже вот так. Ну, и он дошёл с Красной армией, уже из Белоруссии, до Польши. Не знаю, в каком городе Польши, но где-то была бомбёжка – немцы же всё время бомбили Красную армию. Где Красная армия наступала – у немцев было преимущество: самолёты и бомбы. Чего не было в Советском Союзе. И вдруг упала бомба недалеко от него. Воронка вырылась, видно, тяжёлая бомба. Воронка такая глубокая – он рассказывал – и этой землёй его засыпало. Бой продолжается, и он потом рассказывал, что дышать нечем: ни рукой, ни ногой – не двинуть. То есть засыпало землёй. Как только бой стих – сразу пускают санитаров, санитаров и санитарных собак. И вдруг санитарная собака остановилась у этой кучки и стала грести. Ну, это уже брат рассказывал, конечно, я этого не видела. И говорит: «А санитар быстро – всё, раз собака здесь, значит, человек там, живой». Выкопали его, но была сильная контузия. Его комиссовали на Украину, в город Чугуев – это я хорошо помню, потому что оттуда он присылал эти треугольнички-письма. Вот он, да, он как на войне был – считай, с ранениями, со всеми его лечениями – год прошёл. Стал совершеннолетним, тут его призвали в армию. Куда? В авиацию. А в авиации, я не помню, или пять, или семь лет тогда служили. Мальчишкой ушёл совершенно – ни в отпуск, ни приезжал, ничего. Война уже закончилась, а у него служба продолжалась. Он только присылал, даже фотографии – где-то у меня была фотография его. Он в военной форме, так сидит в кресле. И вот, уже демобилизуется. Приезжает в Лунинец, где мы жили – в домике из шпал. Стучит. Мама – ночью, поздно вечером. Ну, поезд, наверное, так пришёл поздно. Стучит. Она не открывает – как? Никогда! Все боялись по ночам что-то открывать. Он к окну: «Мама, подойди к окну, посмотри, это я, твой сын». Она: «Мой сын в армии». – «Мама, открой мне, это я же, твой сын». Ну и потом она уже по голосу… Голос изменился, потому что он уже зрелый мужик появился – через столько лет. И потом, когда она открыла, как увидела – конечно, сколько радости было, всего этого. Но он всё время вспоминал: чуть что – «Мама, ты меня не узнала, ты не признала своего сына». Нет-нет, где-нибудь в шутку говорил: «Я ехал домой, рассчитывал на приём такой, а ты меня даже домой не пускала».
Читать интервью
