Загрузка
00:00
/
03:22
Отца репрессировали за то, что он был хорошим хозяином
Репрессировали за то, что он был хороший хозяин, за то, что он был самый богатый в деревне, за то, что у него был самый… у него сад, огород, всё было. Он частоколом эти 4 гектара земли сам лично, у меня даже на фотографии есть – частоколом, ну, знаете, такие… Он не прочный забор, но от скотины – полностью весь обнёс, это 4 гектара земли. Завидовали ему, просто завидовали. А может быть… А может быть, ещё, может быть, была какая-то разнарядка от советской власти: «Надо в деревне найти кулака. Надо кого-то…» К тому же в деревне не было церкви. А у моего отца единственного была Библия. И они сами просили: «Алексей, ты дай, послушай, хоть почитай нам Библию». А он довольно-таки грамотно разъяснял – не только читал, разъяснял, и что, и как по Библии. Вот кто-то донёс, как будто бы он революционные сходки собирает по вечерам, по выходным дням, что он против советской власти агитирует. Плюс ещё – самый богатый. То есть, несколько. И плюс ещё верующий. То есть, вот эти вот три обстоятельства. И вдруг – уже в 41-м году, 27-го на 28-е января 41-го года, ночью, когда уже все дети спали, когда вдруг во двор заезжает воронок НКВД с автоматами. Ну, естественно, мама тут крикнула, как всегда женщина, мама: «Алексей, собирайся, ты арестован». А он: «За что? Как? Не пойму, за что? За что арестован?» И толкали его прикладами туда, затолкнули в этот воронок. А он ещё успел, пока дверцу не закрыли, крикнуть всем – все плакали. Ну, представляете, какая картина. И он крикнул: «Не плачьте, я никакой вины за собой не чувствую. Это какая-то ошибка произошла. Я скоро вернусь». Это были последние слова. Дальше судила его эта тройка НКВД – ну, тогда была, как преступника судили без права посещения. Даже жену не пустили на этот суд – без права посещения, без права переписки, без права передач каких-то. И отправили в Коми, в Коми, ну, где были политические заключённые. Это я только узнала после того, когда стала реабилитировать. Даже полковник в архиве говорит: «Плохо, что война началась, но вас война спасла от расстрела». Потому что политический заключённый – значит, вся семья либо на высылку в Сибирь, либо на расстрел. Он иногда какие-то записочки присылал маме, ну, жене своей. Он очень переживал за то, что столько детей – как она справится.
Читать интервью
