Первые пуски РН «Союз». Авария на стартовой площадке

28-го ноября 1966-го года мы делаем первый пуск нашей ракеты – новой, которая появилась, индекс 11А511. Вот это уже разработанная нами ракета, системы управления полностью Харькова. Мы делаем первый пуск беспилотного корабля, который после выведения получил индекс «Космос-133». Вывели его нормально, в очень точную орбиту, всё хорошо. Но дальше на самом корабле пошли неприятности. Оказалось, что неправильно работала система ориентации. В результате этого, в общем, корабль был потерян. А мы на следующий день, вернее, в тот же день, запускаем корабль, и тут же вывозим вторую ракету со вторым кораблём. И должны были пустить второй корабль, которые должны были в космосе состыковаться. Вот. Ну и когда корабль первый был потерян – необходимость в запуске второго корабля отпала. Всё. Мы его снимаем назад со старта, увозим в МИК, разбираем, ставим всё на ступеньки, пока будут Подлипки думать. Мы улетаем в Куйбышев, естественно, и через 10 дней, где-то, нам приходит сообщение, что они разобрались, нашли, в чём причина, устранили её, и теперь для проверки всего нам нужно пустить тот второй корабль – хоть один, но пустить в космос, чтобы космосом проверить, что всё функционирует нормально. Так мы приехали, снова вернулись, вывозим этот корабль, и 14-го декабря 66-го года мы производим его запуск. Во время запуска этого корабля прошла команда «отбой» – остановился. А на этом корабле стоит команда «САС» – вот эта самая, которая наверху космических аппаратов. Вот эти САСовцы, которые разрабатывали САС, они должны были привезти с собой два наземных кабеля. Один – который должен идти через ракету, стыковаться снизу к ракете и разделяться уже, когда ракета пошла наверх. А второй – через, так называемую, кабель-мачту, прямо к аппарату. А кабель-мачта отрывается раньше – до запуска двигателей. Кабель-мачта оторвалась – связь с системой САС была потеряна. А того кабеля нет, который должен был ещё связь держать. Но когда команда эта прошла, ясно, что это с двигателем что-то. Даётся команда всем, значит, смотреть, а четверо нас выходят. Вышел Кириллов, он взял с собой двигателиста, вышел от Глушко человек, я, и потом за мной пришёл ещё ведущий конструктор наш. Мы вышли, обошли ракету, посмотрели. В неё давалась вода. Мы увидели, правда, прогары, но пожаров нигде нет, всё чисто. Дали команду: «Воду прекратить». Воду прекратили лить. Смотрим – всё нормально. Подошли Козлов и Мишин. Ну, мы показали: вот, прогары такие-то есть. Мишин сказал: «Ладно, всё, пускать эту ракету не будем. Надо будет её сливать, снимать. Всё, – мол, – хватит». Ну, сливать. Мы решили спуститься вниз. Внизу есть так называемая кабина обслуживания, которая выдвигается и под ракету проходит. Мы, когда спустились, она ещё двигалась только. Мы на ней приехали и с этим представителем Глушко стали смотреть двигатели. Но они все в саже, что-то увидеть было трудно. Но так – рассматривали. В это время приходит боевой расчёт. Начинает готовиться к сливу ракеты. Всё, время идёт. А в этой системе САС были свои гироскопы. А Земля, оказывается, вращается. И они засекли это положение и стоят, а Земля-то вращается, а вместе с ней вращается и старт, всё это. И они шли-шли и дошли до концевого контакта. И в это время этот САС сработал. Я так стою, смотрю – откуда-то нарастает зарево. Я говорю: «Что-то зарево?» Не пойму как. И в это время такой звук – «ух», и ракета вот так вот зашаталась, где она стоит. И тут – все бежать из-под ракеты. А Пшеницын, вот Борис, который ведущий наш, он смотрел вверх и сказал: «САС сработал». Ну что – все из-под ракеты. Но у нас там был мороз. А до этого мы давали воду – вода текла, и лёд образовался. Бежать – и Пшеницын упал, поскользнулся. Пока это я его поднял… Мы бежим, подходим – там есть узкое место, лестница. Затор. Ну, по одному проталкиваемся. В это время кто-то прибегает – какой-то офицер, видимо, в сапогах, потому что он как мне хватил сюда… Вот, примерно, в таких туфлях я был. Он разодрал мне носок до крови, там и всё это, содрал вот так вот – и мой туфель улетел куда-то. Я – одна босиком, другая так… Внутрь забежали. Куда идти? Я говорю: «Ну давай по кабельному каналу пойдём в бункер». Говорит: «Шиш, там вот такой амбарный замок – не собьёшь его ничем сейчас». В это время добежали Козлов и Мишин до бункера и говорят по громкой связи нам: «Уходите по кислородному каналу». А где он? Чёрт его знает. Тут солдат какой-то один срывается, побежал. Кричим ему: «Стой, стой!» Он ещё назад даже глядел. – «Ты куда?» – «В кислородный канал». – «А ты знаешь, где он?» – «Знаю». – «Так, нас». Он ждёт – и мы пошли. Ну, потом добежали. Говорю: «Ребят, тут кислородный завод. Там 100 тонн кислорода». Сюда выглядываем – горит ракета, ракета. Когда САС сработал, он поджёг космический аппарат. А там – баки с перекисью водорода. Они стали взрываться. Перекись водорода потекла вниз, подожгла наши баки, ракеты. И вот так вот сверху, постепенно вниз-вниз – хорошо, не сразу – по очереди это всё шло, пока дошло, и мощнейший взрыв. Мы только сказали: «Всем держаться!» Вот был столб какой-то – я его вот так вот обнял и стою. Идёт струя. Сколько я не мог дышать – столько я не дышал. Потом раскрыл, чтобы выдохнуть, а мне как кляп – то есть давление такое туда, наоборот. Ну, прошла эта волна по нам. Мы были в таких куртках меховых. Их пропитало пылью. Мы потом эти куртки сдали и не носили больше. Всё, всё. Ну, выскочили наружу. Ракеты уже нет. Вышел, тут идёт «Волга» председателя госкомиссии, секретарь в ней один только сидит. Увидел, говорит: «Миша, что с тобой?» Видит, что я в этом. А солдат увидел, что я босиком-то бегу по снегу, снял с себя перчатку солдатскую, ножом её разрезал, дотянул мне её, чтоб до пятки. Я в таком виде. Ну, я сел в эту машину, у нас гостиница была недалеко, вот, на 31-ый-то, поехал в гостиницу, быстренько переобулся, вернулся назад. Захожу в МИК – все телефоны трещат. Ну, сейчас телефон брать опасно. Что-то будет нехорошее. Ну, стали узнавать: где кто? Давай, всё-таки, считаться надо. Давай считать, всё это. Ну, проявили все аккуратность. Когда всех построили, вот, все, кто был в бункере – они выходили в обратную сторону, вокруг обошли. Кто в бункере был, кто не в бункере – здесь, в общем, все, кто убежал – все пришли. Всех построили, всех посчитали. Не было одного человека – майор Коростелёв. Он погиб. Он стартовик, хорошо знал старт, и он спрятался в старте. Хорошо, он живой был. Но потом стало всё гореть, и он закутывался, голову спасал, курткой всё закутывал, но температура есть температура. Ну вот так – старт развалили, естественно. Там пожар. Там мощнейшее сооружение. Ведь наша ракета – она висит. Она не стоит. Она висит. Вот вы видели, когда ракета стартует – расходятся такие вот фермы. Вот, знаете, эти фермы – четыре, сводятся. Они заходят в специальные карманы в боковых блоках. И на них ракета висит. И только когда тяга двигателя превышает вес – она стартует, эти выходят из карманов, раскрываются, и ракета уходит. Вот это всё сооружение – очень мощное, большое – было разрушено. В том плане: кабели сгорели, эти фермы тоже повреждены. Короче говоря, старт выведен из строя и надолго. Это, будем говорить, полгода – год на восстановление. Их там два: Гагаринский старт и 31-ая площадка. Вот. Мы пускали с 31-ой площадки. Ну что? После этого ясно стало. Всё это разобрали. Всё поняли, в чём причина – что это вот дошли до концевых контактов, что никакой здесь такой беды нет. В чём причина? В двигателе тоже разобрались. Двигатель нашли – хотя он взорван, но он остался целый. Этот двигатель нашли, нашли разорванный болт, всё установили – что произошло. И как лечить, самое главное, этот случай – всё. Это лечение было проверено на стендах с двигателем. Всё это сделано. Поэтому что делать? Значит, нам надо переходить только на Гагаринский старт, стрелять с Гагаринского старта. Ну, у нас были здесь рабочее место – здесь, на 31-ой, и корабля, и ракеты. Но рабочее место быстро делается для ракеты на второй площадке. А корабль, говорим, будем готовить на том рабочем месте, а потом перевезём. Вот. Для стыковки с ракетой перевезём туда. И вот так вот это всё и делается. И готовится уже полёт Комарова.