Загрузка
00:00
/
06:33
«Разрядка» во время переговоров
Ну, обычно ты сидишь прямо рядом с главным, Брежневым или там, ну, так как в Кремле, вы знаете, такой длинный стол, письменный стол, и переводчик садится за письменный стол руководителя, а здесь стенка на стенку. Вот так. А я сидел, когда записывал, я сидел последним с левой стороны от наших участников и тихонечко писал всё. Потому что, как оказалось, мы пытались там с Суходревым, и ему это нравилось, что я записываю, он любил переводить, а я любил записывать. И у нас вот так. В случае необходимости мы подменяли друг друга. Когда начались переговоры, и обычно они вот с американцами начались в огромном составе всей их делегации, ну, не вся, там много: человек 20 с их стороны, человек 20 с нашей стороны. Общие заявления, что мы хотим улучшить отношения и так далее, а потом уже очень узкий состав. Обычно Брежнев, Громыко, помощник Брежнева Александров, ну, и, пожалуй, и всё, ну, я, Суходрев. Вот и всё. А у них там Никсон, Киссинджер и ещё пара человек. Это очень узкие беседы. Таких было очень много бесед. Они были раскрепощённые, более свободные. Там Брежнев мог подняться со стола, там сказать: «Давайте, я щас пирожков закажу, давайте покушаем чего-нибудь, чайку попьём, кофе», можно походить по залу, по кабинету там. Вот такая свободная обстановка. Брежнев сразу заметил, что у Никсона был такой имперский Белый дом. Сам он решал и всё. А Никсону очень нравилось, как у нас. Ну, они понимали: Советский Союз, они говорили: «У вас же тоталитарное государство, у вас дисциплина, никуда не выйдешь». И это Никсону и Киссинджеру очень нравилось, потому что легче работать. «У вас нету конгресса, там какие-то, журналисты не лезут, и вообще идеальные условия для работы». Вот так они и говорили нашим. Очень нравилось. Ну, они и Брежневу это говорили: «Как хорошо, какая у вас секретность. Ничего не выплывает. Прекрасно. А у нас везде в газетах бы напечатали, разоблачили». Ну, и поэтому Брежневу нравилась такая откровенность, по сути, им нравилась советская система управления. И на этой основе возникали такие личные симпатии. Потом Брежнев же любил шутить и любил анекдоты. И когда те смеялись над анекдотами искренне, ему это нравилось очень: понимают люди шутку, не то, что там мрачный Косыгин, а это вот люди настоящие. И американцы вообще любят шутки. Киссинджер вообще был фонтаном шуток, очень остроумных. Ну, например, он рассказал анекдот о начале ядерной войны, он говорит: «Вот началась ядерная война, и, значит, у нас какой-то человек видит, что военные ползут, ползут по земле. И он спрашивает: “А что-то вы ползёте-то? Война идёт”. Они говорят: “Чтоб не создавать паники”». Вот такой он рассказывал. Ну, что-то такое, он говорит: «Да, у нас тяжёлые переговоры идут, длинные, а! Я вам расскажу анекдот». Значит, один человек, у него собака была гончая. И вот он решил принять участие в соревнованиях гончих собак. И поставил… И говорит: «Ставьте на неё суммы любые, она выиграет». И какой-то мужик говорит: «Ой, я поставлю, значит, миллион рублей». Ну, тогда ещё не миллион был, тысячу, наверное, он сказал. Это больше миллиона, чем сейчас. И, значит, человек поставил тысячу рублей. И собака бежала, бежала, бежала, и выиграла другая собака. Этот мужик подходит, говорит: «Что ж ты обещал-то?» А он говорит: «Ну, не получилось». Ну, он любил шутки, и часто довольно смешные анекдоты рассказывал. А вот такой момент… Был такой Смирнов, он возглавлял военно-промышленную комиссию, ну, главный по всем, по всему военному производству. Очень жёсткий человек, Киссинджер с ним вёл переговоры. Очень квалифицированный – он всё абсолютно знал. И как-то Брежнев, мы сидели на одном из очередных заседаний, и Брежнев что-то взял блокнот и пытался вырвать несколько страниц, ну, там страниц 20 для чего-то, и никак не может, никак вот оторвать. А Киссинджер ему говорит: «А этот блокнот делал Смирнов, наверное». Он делал самые надёжные и крепкие вооружения. Вот поэтому Киссинджер и пошутил так. На охоту, я был на охоте, да, ага, в Завидово. Он в Завидово, когда Киссинджер приезжал, он его пригласил в Завидово, и там были 5-6 дней очень таких переговоров по всем вопросам. По всем: и Вьетнам, и разоружение, и советско-американские отношения. Очень такие были переговоры интенсивные, в то же время такие свободные, можно было вставать, там без галстуков ходить, там чай, кофе выдавали. Вот я люблю такую обстановку: совершенно свободную и серьёзную.
Читать интервью
